ПОСЛЕДНЕЕ АДАЖИО

ПОСЛЕДНЕЕ АДАЖИО

День, вспыхнув, гаснет; ночь длиннее века,

Мир в зимней мгле, как погребённый заживо,

И меркнет взгляд, уставший, человека.              

Но что это? Звучит.., звучит адажио.

Звучит адажио и голос фортепиано

Поёт о грусти и несбывшейся мечте,

То возникает, будто образ из тумана,            

То растворяется в безликой пустоте.

Звучит адажио как легкая улыбка,

Надеждой теплятся усталые глаза.

Лишь  диссонансом к ним в оркестре плачет скрипка,   

Смычок её - застывшая, скользящая, слеза. 
             

Звучит адажио и в  глубине органа     

Рванулось, всхлипнуло и всё оборвалось,  

И обнажилась кровоточащая рана,

Ведь  не было того, что не сбылось.

Звучит адажио болезненно в ушах,             

Сжимается израненное сердце.

И цепенящий ужас, и смертельный страх

Сквозит в мажорных и минорных герцах.

Звучит адажио, оркестр живёт, рыдая,   

С ним вместе плачет не одна, а сотня скрипок.

И, кажется, весь мир уже страдает,               

О, как раним, как слаб и как он хлипок.

Звучит адажио и сердце рвёт на части,

Уводит душу кто-то в небо  откровенно.

И, понимаешь, какова цена несчастий,  

Как скоротечна жизнь и как она бесценна. 

Звучит адажио и, отзываясь болью,

Скорбит мелодия от горечи утрат,           

Лишь си диез  в аккорде с ре бемолью,            

Взывает верить и дождаться до утра. 

Звучит адажио и колокольным звоном    

Стремится к вечности, зовёт к  восходу дня.

Взывая к милости, с прощением, со стоном

Звучит адажио! Но уже нет меня. 

БЕЛАЯ КАСТА

БЕЛАЯ КАСТА.

Ты сказал о себе: кофе варишь и шёлком прядёшь,

Остальные питаются кашей и носят рогожи.

Соглашусь, но не в этом озноб мой и дрожь,

От того, что народ для тебя как немой с неумытою рожей.

Салютуешь тому, кто от жару замлел в теремах,    

Воспевая лишь тех, кто относит себя к полиглоту.

Всё резонно, однако в простых, для тебя недоступных, умах, 

Этот жалкий портрет вызывает плевки, и, пожалуй, зевоту.  

Сожалеешь о том, что без сложности нет ремесла,

Изливающий ложь, не дотянет до голости правды.

Почему же тогда, понимая исчадие зла,

Излагаешь стихи в виде голой салонной шарады.

Восхищаешься тем, что узор это есть красота,

Что кривая сложней, чем простая по сути прямая.

Только как понимать - без излишества все босота,

По одёжке других, человеческий род, принимая.

Больше хочешь того, что от блага тебе не досталось,

По костям норовишь бить, кого называют людьми.

Твой позыв для толпы вызывает презренность и жалость,

За неё и за Русь никогда ты не ляжешь костьми.